Лекси стояла, опершись о стойку ворот, когда вернулась из больницы в день смерти Иннеса. Близился вечер. Она кое-как сумела добраться до дома, с журналами и шарфом, — фиалки она растеряла — и, едва собралась зайти в подъезд, с кирпичной стены слез человек и встал на пути.
— Мисс Синклер? — осведомился он.
Лекси качнуло к нему, она крепче схватилась за стойку ворот.
— Мисс Александра Синклер?
— Да.
— Вручаю вам документы. — Он протянул конверт.
Лекси взяла конверт, глянула на него. Простой, без печати.
— Документы?
— Документы о выселении из квартиры, мадам.
Лекси посмотрела на незнакомца. Странно, весь седой, а усы каштановые. Глянула на стойку ворот у себя под рукой, всю в инее. Убрала руку, нащупала в кармане ключ.
— Я вас не понимаю.
— Моя клиентка, миссис Глория Кент, просит вас до завтра освободить квартиру, взяв с собой только то, что принадлежит вам. Если вы возьмете что-либо из собственности ее покойного му…
Лекси уже не слушала. Она бросилась в дом и захлопнула дверь.
Чуть позже появился Лоренс. Искал тебя по всему Лондону, сказал он. Выхватил у нее из рук розовые документы о выселении, пробежал их глазами, ругаясь сквозь зубы: мол, Глория в своем репертуаре. Позже Лекси узнала, что Глория выслала в редакцию «Где-то» письмо о том, что журнал выставлен на продажу. Но вначале Лоренс не сказал ей ни об этом, ни о том, что именно из письма он и Дафна узнали о смерти Иннеса. Он плеснул Лекси виски, усадил ее в кресло, укутал пуховым одеялом. И принялся за дело — стал разбирать на куски квартиру, ее дом, ее жизнь.
Под утро Лекси и Лоренс ловили около дома такси. Два чемодана стояли у их ног. Лекси, кутаясь в одеяло, дрожала то ли от холода, то ли от слабости.
— Как по-твоему, — она, стуча зубами, указала на одеяло, — это тоже собственность Иннеса Кента?
Лоренс глянул на одеяло, потом на светлеющее небо с золотыми полосами облаков, с черными силуэтами деревьев. У него вырвался смешок, но в глазах стояли слезы.
— Господи, Лекс, — пробормотал он, — надо ж такому случиться!
Они поймали такси, Лоренс усадил Лекси, уложил чемоданы.
— Минутку, — сказал он таксисту, — я сейчас. — И бросился в дом.
Лекси ждала в такси — одеяло на плечах, вещи уложены в два чемодана и пару узлов. К дому подъехала черная машина, за рулем — не кто иная, как Глория. Лекси уставилась на нее. Надменные губы, брови дугой. Глория, глядя в зеркало машины и проверяя, не стерлась ли помада, с кем-то оживленно беседовала. С дочерью. Та, сидя в соседнем кресле, кивала: да, мама, нет, мама.
Они выходили из машины. Глория поправляла юбку, чтобы не прищемить дверью. Они смотрели на дом, на окна квартиры на последнем этаже. Глория вдруг нахмурилась и крикнула:
— Это вы! Все еще здесь!
Лекси обернулась — по ступенькам бежал Лоренс, таща что-то громоздкое, завернутое в одеяла. Она тотчас догадалась: картины Иннеса. Лоренс спасал картины.
— Стойте! Остановитесь немедленно! — взвизгнула Глория. — Я должна знать, что у вас там!
Лоренс прыгнул в такси.
— Едем, — сказал он водителю. — Быстрее!
Водитель отпустил тормоз, и они помчались по Хэверсток-Хилл прочь от дома. Следом, цокая каблуками, бежала Глория, пытаясь заглянуть в салон, а с другой стороны от машины — ее дочь. Марго бежала быстрее. Пару секунд она держалась вровень с машиной, в упор глядя на Лекси через оконное стекло. Взгляд был безжизненный, немигающий, в тусклых акульих глазах читалось… осуждение? любопытство? гнев? Трудно сказать. Лекси приложила руку к стеклу, заслонилась от страшного взгляда Горгоны Медузы. Когда Лекси убрала руку, Марго уже не было.
После смерти Иннеса для Лекси потянулись длинной чередой пустые часы, дни, годы. Сказать о них, по большому счету, нечего. Это было время опустошенности, время, отмеченное утратой. Со смертью Иннеса прежняя жизнь кончилась, наступила другая: Лекси выбросило, как в свое время Иннеса с парашютом, из старой жизни в новую. Без журнала, без квартиры, без Иннеса. Лекси еще не знала, что никогда не вернется в лабиринт улочек Сохо.
Если она возвращалась мыслями к первым дням после бегства из квартиры, ей казалось, что она ничего не помнит, что лишь много позже к ней вернулась способность рассуждать и чувствовать. Но отдельные картины иногда оживали перед глазами. Вот она тащится с чемоданами через Холборн, через Кингсвэй; подол пальто зацепился за поручень, порвался и свисает сзади хвостом. Вот она оглядывает полуподвальную комнату в пансионе, хозяйка прижимает к груди жирную черепаховую кошку. Каморка тесная, пахнет сыростью и мышами, окно узкое, странной вытянутой формы.
— Что с окном? — спрашивает Лекси.
— Разделено, — объясняет хозяйка. — Половину замуровали.
Лекси смотрит на кошку, а кошка смотрит на нее большими блестящими глазами, в каждом зрачке — крохотное отражение разделенного окна. Лекси пытается зажечь плиту, но ничего не выходит. От досады она плачет, запускает в стену туфлей. Горелые спички на ковре у ее ног. Вот Лекси нарвала букетик подснежников на клумбе в Риджентс-парке. Цветы клонят головки, уткнулись ей в ладонь, в рукав. Лекси ставит их в банку из-под варенья. Цветы вянут. Лекси вышвыривает их в окно вместе с банкой. Вот она стоит у разделенного окна, оттуда виден тротуар, мелькают чьи-то ноги, ботинки, собачьи лапы, колеса колясок. В одной руке она держит сигарету, не поднося ко рту, другой рвет на себе волосы и роняет на пол, волосок за волоском.
Однажды, когда она стояла так, дверь вдруг распахнулась и кто-то вошел.
— Вот ты где! — послышался голос.
Лекси обернулась и не узнала гостью. Короткая стрижка, пальто-разлетайка, туфли без каблуков, с пряжками.
— Дафна? — выдохнула Лекси.
— Боже! — Дафна шагнула к Лекси и будто потеряла дар речи. — Что ты с собой сделала?
— Что ты сказала?
— Что с твоими…
— С чем?
— Неважно.
Дафна со вздохом досады выхватила из пачки на подоконнике сигарету, зажгла, расстегнула пальто. Хотела снять, но, оглядевшись, передумала и зашагала по комнате. Пнула кровать, дернула кран, рванула отставший от стены кусок обоев.
— Боже, — сказала она, — да это пещера! А воняет-то как! Сколько ты за это платишь?
— Не твое дело.
— Лекс, — Дафна схватила ее за плечи, — так нельзя, слышишь?
— Что нельзя?
— Вот так, — Дафна обвела жестом комнату. И указала на Лекси: — И вот так.
Лекси отступила:
— Не понимаю тебя.
— Нельзя так издеваться над собой. И над нами с Лоренсом. Посуди сама, мы из-за тебя места себе не находим, все думаем, как…
— Прости. — Лекси потушила сигарету в пепельнице на подоконнике.
Дафна взяла с кресла кашемировый шарф Иннеса и потрясла им перед носом Лекси:
— Его все равно не вернешь. И что бы он, по-твоему, сказал, если б видел тебя сейчас?
— Не трожь, — сказала Лекси, и Дафна, видимо поняв, что хватила через край, выпустила из рук шарф и уселась в кресло, попыхивая сигаретой. Лекси смотрела в окно, на чьи-то ноги в коричневых ботинках.
— Помнишь Джимми? — спросила из-за ее спины Дафна.
— Какого Джимми?
— Высокого, рыжего, из «Дейли курьер». У него был роман с Амелией, давным-давно.
— Гм. — Лекси взяла в руки пепельницу и тут же вернула на место. — Припоминаю.
— Мы виделись вчера во «Французском пабе». У него есть для тебя работа.
Лекси обернулась.
— Работа? — эхом отозвалась она.
— Да, работа. За деньги, все как положено. Будешь выходить в свет. — Дафна стряхнула в каминную решетку пепел. — Все договорено. Ты выходишь с понедельника.
Лекси нахмурилась, подыскивая предлог, чтобы отказаться, но так ничего и не придумала.
— Что за работа? — спросила она.
— Нужен сотрудник в отдел объявлений.
— Объявлений?
— Да. — Дафна досадливо вздохнула. — Ну, знаешь — рождения, смерти, браки. Ничего интересного, для тебя раз плюнуть, но все-таки лучше, чем вот так.
— Рождения, смерти, браки, — повторила Лекси.
— Да. Все самое главное в жизни.
— Почему сама не хочешь?
Дафна передернула плечами:
— Это не совсем мое — Флит-стрит и все такое.
— Может, и не мое.
Дафна встала, одернула пальто.
— Твое, — сказала она. — Или станет твоим. Как ни крути, все-таки лучше, чем чахнуть от тоски. Итак, в понедельник, ровно к девяти. Не опаздывай. — Она вскочила, схватила Лекси за руку. — Пошли, одевайся!
— Куда?
— В город. Тебя нужно накормить хорошенько. Я стрельнула у Джимми десятку, так что гуляем! Пошли!
В «Дейли курьер» Лекси указали на стол, втиснутый между столом побольше и книжной полкой. Комната была тесная, в конце длинного коридора; потолок низкий, пол неровный, а за мутными стеклами — надземный переход между Нэш-Корт и Флит-стрит. В редакции было безлюдно, тихо. Не рановато ли она пришла?
